Читаю давеча Вересаева ("Об обрядах старых и новых", книжечка вышла в 1926 году, угар НЭПа), и набредаю на вот какую историю:

"Няня–сиделка в одном из московских лечебных заведений, коммунистка сама и жена коммуниста, родила ребенка. Обращается в ячейку, просит устроить октябрины. В ячейке ответили: — «Вы — партийная, ваш муж — партийный, — какие тут октябрины? Октябрины устраиваются для беспартийных, для пропаганды». Огорченная, ушла. Через полгода обращается к одной моей знакомой, старой партийной работнице, с просьбой, чтоб она походатайствовала в ячейке, — нельзя ли ей все–таки устроить над своим ребенком октябрины. Дело вот в чем. Она и муж ее примирились с тем, что октябрин не будет, — нельзя, так что ж делать! Но у нее есть тетка, она ходит за ребенком, очень к нему привязалась. И тетка эта поставила решительнейшее требование: пусть устроят либо крестины, либо октябрины, не то она уедет в деревню или потихоньку окрестит ребенка сама. «Что же это? Ни крещеный, ни октябреный. Так какой–то — неприпечатанный!»".

Прекрасно здесь все, до буковки - и недоступность октябрин для партийных (хотя, казалось бы, кому еще они нужны, и вообще - жалко, что ли?), и попытка партийки протолкнуться все-таки по блату, и "темная тетка из деревни", выписанная, чтобы "ходить за ребенком", пока партийная сиделка вкалывает в своем лечебном заведении, и потребность снискать ребенку защиту и поддержку хоть каких-то сил.

Но самый цимес в том, что в итоге ячейка в просьбе - отказала.

В МуАре поставили выставку "Русское деревянное": все дерево от пятнадцатого века, далее везде, и эту выставку миновать нельзя ни в коем случае. Потому что она из тех событий, которые не меняют угол зрения, а выворачивают наизнанку.



А ведь русская деревянная архитектура - это какая-то совершенно сумасшедшая, безумная, сверхъестественная область искусства. В конце XIX века на волне русского стиля архитекторы стали творить с деревом такое, что оторопь берет ( Read more... )

Текстов о том, что комсомолкам не приличествуют украшения, шелковые чулки и прочие мещанские излишества, сохранилось множество. Вот даже и в моей семье есть легенда о том, как прабабушка, первая на селе комсомолка, сменяла бальную сумочку на отрез ситцу. Совсем правильные девушки, правда, сдавали ценности на помощь узникам капитала, голодающим Поволжья, в фонд индустриализации. Выньте серьги, бросьте кольца: вас полюбят комсомольцы.

Но с комсомолками, повторюсь, все ясно.

А тут вот читаю намедни "Антирелигиозник" за 1930 год. И нахожу прекрасное и неожиданное:

На одном из собраний <школьного кружка безбожников> в апреле месяце был поднят вопрос – почему Люда Р. – безбожница, а носит серьги?

Дальше, в другом выпуске за тот же год, встречается историйка о том, как в некоторую школу пришли три училки из соседней школы, а в ушах серьги! И молодежь из безбожного кружка призвала их серьги сдать, а они-то и заартачились, дескать, это дешевые побрякушки, и фонду индустриализации никакой корысти от них. Автор из истории этой делает вывод о том, что встречаются еще в школах вот такие... темные и отсталые религиозные училки. И еще неизвестно, как у них на уроках насчет всякой контрреволюции.

В общем, серьги - признак религиозности? Упс.

Не знаю уж, как в двадцатых-тридцатых смотрели на серьги священники, но вряд ли тоже особенно одобряли и поощряли.

Бедные, бедные девушки с жемчужными сережками. Ну некуда податься.

Меня всегда волнует вопрос о том, как одни люди воспринимают других сквозь призму собственных представлений и стереотипов. На что обращают внимание; что запоминают; что рассказывают потом другим. Из чего потом третьи люди, услышавшие этот рассказ, строят свои фреймы. И запихивают в них насильно четвертых людей.

Вот, например, из мемуарного, про село на Черниговщине:

"Вспоминаю эпизод; в 1918 году, летом, приходит вот так на какой-то праздник поп к тете Анюте. Отслужил пятиминутный молебен, выпил рюмку, пошел разговор о том и о сем. Анна Ивановна спрашивает, не боится ли он, ведь грабежи кругом. А он смеется, задирает рясу, вытаскивает из кармана наган, подбрасывает на ладони. В селе, говорит, все знают что я за столько-то шагов попадаю в туза, вот и не суются! Молодой был поп, русский"

(Юркевич Ю.Л. Минувшее проходит предо мною).

Вот и интересно: у кого какие мысли/ассоциации первыми возникли? (а свои мысли я потом, апдейтом; и комменты тоже потом открою).

UPD: Комментов немного, но все интересные до крайности.
Что ж, теперь и скажу, что мне в голову пришло:
" - Слушай, рэбе, ты и вправду снайпер? - спросил ошеломленный старшина.
С Божьей помощью, - под хохот солдат ответил рэб Мойше."

И да, вторым номером я обратила внимание на уточнение об этнической принадлежности священника. Это-то уточнение и заставило призадуматься о стереотипах.

Роясь в интернетах с совершенно другими целями, обрела я на гугель-буксах бесплатную книжку 1716 года издания: Trivia, or the Art of Walking the Streets of London. Это поэма, господа; не только с точки зрения формальной, но и содержательно тож. В книжке этой некоторый м-р Гей (вот нечего, нечего хихикать) описывает трудности и опасности, подстерегающие пешехода, а также дает советы (с отчетливо морализаторским душком). Кусочек я даже переперла кривенько собственного удовольствия для, а также ради того, чтобы неангломовная часть френдленты тоже порадовалась и срочно бросилась учить язык аглинских немцев .

<...>И крепкой тростью руку оснасти,
Чтоб не было задержек на пути,
Чтоб грубый Кебмен, твой узрив Кивок,
Заране останавливал Возок;
С ней смело совершишь свой Променад
И там, где Лампы Нощью не блестят.
Трость Щеголь украшает Янтарем;
Твоя ж не для Прикрас – не позабудь о том.


(картинка - оттуда же).

UPD:
Пусть Добродетель верно проведет
Вас мимо улиц тех, где Шлюх оплот.
На перекрестьи Стрэнда с Кэтрин-стрит
Стоят оне, и вот каков их Вид:
<…>
Их шаг развязен, как и их Корсет
(Которого подчас и вовсе нет);
В дешевом Блеске золотных Прикрас
Бесстыдно Туфли выставляют напоказ.
И впалых Щек Румянец неприродный
Любому выдает их Нрав свободный.

...пришел к святому некий муж по имени Иосиф ради помощи душевной. Преподобный же сказал ему: «Иосиф, чадо, нет у меня кота, но исполни ради меня послушание, отыщи мне кота». Иосиф же сказал: «Да где же я найду это угодное тебе существо?» Он сказал Иосифу: «Есть у Спасского дьякона в Заклиньи». Иосиф же спросил: «А ты у него просил его?» Святой ответил: «Я и в лицо его не видел и не знал с тех пор, как пришел в пустынь эту». Иосиф пошел, а святой спросил его: «Будешь ли в третий день?» Иосиф ответил: «И завтра, отче, буду». Святой же сказал: «И в четвертый день тебе не бывать, и повеленное тебе не исполнить».

Пришел Иосиф к дьякону Ивану и спросил о том, за чем его послали. Он же дал ему то, за чем его посылали, и Иосиф пошел в пустынь с котом. И по внушению дьявольскому возвратился Иосиф в дом свой, и оставался дома три дня, и кота посадил в темном месте, и не давал ему есть и пить, и забыл о нем и о пророчестве святого. И на пятый день пришел к святому. Святой же, все провидя, стал говорить ему: «Иосиф, почто кота этого в темнице томил три дня, а сам дома пребывал?» Иосиф, увидев его прозорливость, пал к ногам его и покаялся. Святой же послал его обратно, туда, где взял кота, ибо поступил Иосиф не по наказу святого, и отправил его. Иосиф отошел от келии святого с треть поприща, и пришло ему на ум подойти к келии и кота выпустить. А святой отправил Иосифа, и остался в келии своей, и предугадал помыслы его. Иосиф уже запустил руку за пазуху и ухватил кота и хотел его выпустить, и вдруг невидимою силою некоею схватил святой Иосифа сзади и трижды проговорил: «Иосиф, Иосиф, Иосиф, что делаешь не по повелению!» И обличил его, и сказал: «Поведай мне, что замышляешь?» Он же ответил ему: «Ты, отче, все помыслы мои знаешь, хотел ведь выпустить кота около келии твоей. Твоя же прозорливость опережает беззаконное непослушание». Святой повелел ему молчать, и благословил его, и отпустил его.

Есть на свете такой маленький зверек, с ладонь, розовый и трогательный - плащеносный броненосец. Понятно, почему плащеносный - вон, шерстка из-под брони торчит.



(Фото отсюда: http://www.infoniac.ru/gallery/day/Plashenosnyi-bronenosec.html)

Его мало кто видел: он чуть что, раз, и зарывается в землю. Тем не менее, для такого невидного существа у броненосца множество прекрасных имен. По-английски он, например, розовый феечный броненосец. А по-испански и вовсе: pichiciego, bicho ciego (слепой жук, но, если верить мультитрану, bicho - это не только жук, хехе), tatú de abrigo, antiquirquincho...

И еще, самое забавное: Juan calado - Хуан в кружевах.

А почему же Хуан, почему же в кружевах, спросите вы. А очень просто: в честь знаменитого героя Испании дона Хуана Австрийского, королевского бастарда, победоносного полководца на суше и на море, авантюриста и романтика. У него вот так же из-под пластинчатой брони воротник вытарчивал, по тогдашней моде.


(Картинка тырена здесь: http://www.liveinternet.ru/users/4000579/post178883104)

Хуан-то Австрийский, положим, ни от кого в землю не зарывался. Он сам кого хочешь мог закопать. Вырыть, помыть, и зарыть снова. Но назвали в его честь не хищника какого-нибудь, а маленького, трогательного и нервного розового зверька.

Вот никогда не знаешь, как тебя вспомнят спустя столетия.

Целую,
Ваш Кэп О.

Жил да был в Вологде Предтеченской церкви дьякон Иван. У него было множество недостатков: скверные привычки, сварливая жонка, неумение толком зарабатывать, но хуже всего то, что был он малограмотен и глуп.

Студеным январским днем 1689 года дьякону смертельно захотелось табаку. Табак был, разумеется, запрещен, тем более, священнослужителям, однако же все, кто хотел, знали, что табак можно во всякое время купить у кабака; а кабаков в те поры в Вологде было четыре: Красный, Большой, Алтынный и Важенный.

Итак, наш дьякон отправляется к Алтынному и покупает там у стрельца-дилера пядь табаку за две деньги. И идет радостный домой, чтобы там потихоньку употребить; однако не тут-то было. Позади двора подъячего Приказной избы его хватают за шкирку. А вот думать надо, когда выбираешь маршрут. Первая реакция дьякона столь же естественна, сколь и бестолкова: он выбрасывает табак на снег и начинает бешено отрицать свою причастность к запрещенному зелью.

- Ну-ну, - говорит один из поимщиков, Яков Малафеев. - Ну-ну. Типа мы слепые.
И ржут оба, жеребцы.
- Да я... да что... - Дьякон начинает мяться, мегекать и угумкать. - Я это... табак не пью...
- На хлеб намазываешь, что ли?
- Я... это... для жонки моей, для жонки! Болеет жонка! Волею пославшей мя жены... не виноват я!!!
- Так-так. Хорош трепаться, крыса ты. Щас вот сведем на архиереев двор, там и про жену расскажешь, и про не виноват.
- Ребят... ну ребят! Ну, может - договоримся?
- Договоримся, значит? - с гаденькой ухмылочкой прищуривается Петр Александров. - Что скажешь, Яшка? На пяти рублях - договоримся?
- Нету у меня пяти! не губите! - воет дьякон. - Рупь максимум!

Так проходит еще полчаса, все участники окончательно замерзают и бьют по рукам о двух рублях. Вот только денег у дьякона нет ни копья. Поэтому полтину он тут же занимает у попа Благовещенской церкви Ивана Фокина, а в полутора рублях дает своим мучителям кабалу. Вопрос об архиерейском дворе, таким образом, отпадает. Славная троица расстается, уговорившись встретиться на другой день, дьякон, весь в испарине, забегает к дяде своему перехватить рубль, возвращается домой, получает втык от дьяконицы, перехватывает у нее еще полтину и на следующий день бежит выкупать кабалу. Яшка с Петькой деньги берут, кабалу рвут... и внезапно заламывают ему руки за спину, и, не реагируя на вопли, волокут в Разбойный приказ, сдают дьякона с рук на руки, дают показания для протокола и с чувством выполненного долга уходят. Дьякон на допросе виляет и крутит, де, стрельца он того не знает, вообще ничего не знает, волею жены и тэдэ. Приказные учиняют обыск в его доме и находят кроме табака еще какие-то странные травы. Дьякон лепечет, что одна трава - коровам вымя окуривать, сам собирал, а другой ему пару лет назад какой-то неизвестный иноземец ногу лечил, не погубите, родненькие!

В приказе подумали-подумали, не пришить ли дьякону еще и колдовство, но так и не решились, так что проходил дьякон за хранение и незаконный оборот наркотиков. Времена были уже довольно вегетарьянские, так что ноздри, скорее всего, остались при дьяконе, но уж кнута-то он наверняка отведал.

А все почему? А потому что надо было читать Соборное уложение. В Соборном уложении касательно таких дел четко сказано: "[если] те люди, где вымут, объезжим головам и детем боярским дадут откуп рублев пять, или десять, или дватцать, или тритцать,
или болши того, чтоб их с корчемным и с неявленным питьем и с табаком в Новую четверть не водили, и те объезжие головы, и дети боярские, взяв у них откуп, приведут их в Новую четверть, и откупы объявят, и у них того откупу не имать". То есть взятка должностным лицам при подобных обстоятельствах гарантированно остается у означенных лиц, если они взяткодателя привели в участок и заявили о факте подкупа. Прямая выгода, если вдуматься.

Учите уголовный кодекс, господа.

Английский художник Талбот Хьюз знаменит не столько своей живописью, сколько страстью к коллекционированию. Кроме прочего, была у него коллекция костюма, 752 единицы хранения - в основном восемнадцатого и девятнадцатого века. И вот в один прекрасный день он решил ее продать; к нему немедленно поступило хорошее предложение от американского универсального магазина, который хотел пожертвовать коллекцию Музею Метрополитан. Пять тысяч фунтов на дороге не валяются, но Хьюз был еще патриот. И потому он предложил коллекцию директору знаменитого теперь "Хэрродз" за две с половиной и правом выставить ее в рекламных целях перед передачей в Музей Виктории и Альберта.

И вот под Рождество 1913 года сверкающие этажи Хэрродза украсили манекены в платьях эпох регентства и королевы Виктории. Но кроме того, Хэрродз вместе с V&A выпустил тогда большую красивую книжку, где костюмы были сняты на моделях. Директор V&A дал вступительную статью, а Хэрродз - то, что мы теперь назвали бы визажом: парикмахерскую работу, макияж и прочее.

В один прекрасный день я книжку эту - купила.





А сегодня я хочу показать вам некоторые из этих снимков, где сто лет назад англичане изображают других англичан - давности двухсотлетней.



( Read more... )

По всей стране, вымогая и клянча, передвигаются фальшивые внуки Карла Маркса, несуществующие племянники Фридриха Энгельса, братья Луначарского, кузины Клары Цеткин или, на худой конец, потомки знаменитого анархиста князя Кропоткина. <...> От Минска до Берингова пролива и от Нахичевани на Араксе до Земли Франца-Иосифа входят в исполкомы, высаживаются на станционные платформы и озабоченно катят на извозчиках родственники великих людей. Они торопятся. Дел у них много. (ильф&петров)


...Роман, разодранный поколениями советских людей на цитаты, вышел в свет в 1931 году, и в 1933 был издан отдельной книгой. Но если вы думаете, что хоть кто-то вынес из этой поучительнейшей истории уроки, то вы оптимист, гражданин.

А с другой стороны - может, как раз-таки и вынес?...

...Одним словом, в марте 1935 года на Сотниковской МТС (Северо-Кавказский край) появился квалифицированный специалист тов. Чередниченко Л.К., предъявивший путевку краевого земельного управления. Само собой, директор принял его с распростертыми объятиями. Во-первых, агроном с огромным опытом. Во-вторых, член партии (и еще и член польской компартии!). В-третьих, блестяще образован - окончил академию наук СССР, работал аспирантом. В-четвертых, социальное происхождение - сын заслуженного моряка, имеющего два ордена. Сам тоже награжден орденом!

А что трудового списка у Леонида Кирилловича не оказалось при себе, так это бывает: затерялся в канцелярии. Чего тут бюрократию разводить, все ясно, приступайте, товарищ, к своим должностным обязанностям.

Через пару месяцев выяснилось, что посевная сорвана, тов. Чередниченко никто за это время трезвым не видел, а тем временем в хозяйстве как-то сама собой образовалась неучтенная экономия в размере 1 (одной) тонны горючего.

Вот что бывает, если не интересоваться новинками художественной литературы.

Источник: Советская деревня глазами ВЧК т. 4 С.114-115