Дневник юнната

...Когда Лэнсдейл приехал работать на Филиппины, он обнаружил везде коррупцию и развал. Доходило до того, что секретные документы выносились из самых серьезных кабинетов по принципу Штирлица: апельсины приносил, че; а на все предложения поменять пароль сейфа с 11111 на что-то менее запоминающееся военные чины плевать хотели. Не избежал этого и офис американских военных советников. В общем, бардак и разгвоздяйство.

Но документы где-то хранить надо. А у Лэнсдейла документы были не предназначенные для огласки, я вас уверяю. Так он нашел в американском офисе самый охраняемый шкаф.

В нем стояли ящики с бухлом, присылаемые из-за океана.

И все обитатели офиса ревниво и зорко зекали, как бы кто не залез в чужой ящик.

Лэнсдейл брал свои секретные папки, укладывал в ящик из-под бурбона, наново перетягивал его металлическими лентами, чтобы он казался нетронутым, и спал спокойно.

...Эх, и почему Союз не отправил туда своего агента?

А вот в этой истории Ли Фермор уже не участвовал. Она началась в июле сорок четвертого года, когда на Крит забросили майора М.Ройса, специалиста по пропаганде.

Майору с самого начала пришлось нелегко: в результате высадки не там и не тогда он остался и без переводчика - а по-гречески майор не говорил, - и без печатного станка, и без оружия; а на острове, на минуточку, лютуют после похищения генерала Крайпе немцы. Однако офицеры Его Величества перед трудностями не пасуют. И майор принялся писать листовки, воззвания и прочее от руки. Даже придает пропаганде некоторый старомодный personal touch. Задача была простая: найти агента в каждом немецком подразделении, а главное, уговорить дезертировать всяких спецов - инженеров, радистов, саперов.

И тут майор сделал глупость: укрываясь в горах, он сдуру пообещал партизанам оружие. Приезжает на Псилорити майор Данбейбин, командир миссии, Ройсу везет печатный станок, а партизане к нему гурьбой: когда, дескать, поставочка винтовок? А нам обещаааали. Данбейбин, человек глубоко интеллигентный, известный археолог и не менее известный разведчик, Ройса тогда чуть не пристрелил. Но, поостыв, велел:

- Вы, Ройс, не в свое дело не лезьте, а лучше вот организуйте бунт в немецких частях. Давно пора бы.

Ройс взял под козырек и немедля развил кипучую деятельность.

Но вы помните, да? сентябрь 1944, вывод немецких войск с Крита. Только Ройс с какой частью договорится, как ее бац - и вывозят. А хуже всего вышло с радистами. У него была наготове группа из тридцати аж радистов, готовых свалить. И тут партизане устраивают очередной налет. И налет-то, тьфу, срам сказать - завалили пару фрицев и угнали грузовик. Зато немцы, перетрусив, все части из региона эвакуировали немедленно, в тот же день. И тридцать радистов тоже. А Ройс опять получил от Данбейбина по первое число.

- Вы, Ройс, вообще на какую-то осмысленную деятельность способны? Ах,способны? Ладно, черт с вами, не пучьте глаза и не рвите на себе мундир, не хватало мне тут еще вашего инфаркта. Значит, так. Немцы отступают - как вам, майор, прекрасно известно, я полагаю. И на прощание они намерены взорвать аэропорт. Договоритесь там как-нибудь, чтобы не устраивать пальбу. Нам этот аэропорт еще понадобится. Целым.

Ройс берет под козырек и убывает организовывать встречу с немецким начальником аэропорта. Что характерно, о встрече он таки договаривается. Идут, стало быть, на стрелку Ройс с партизанами в качестве отряда сопровождения и герр Кактотамберг с солдатами. Ну кто-то из солдат сдуру и пальнул. Партизане немедленно открыли ответный огонь и первая же пуля досталась начальнику аэропорта.

Данбейбин, по счастью, узнал об этом постфактум. Когда немцы уже отступили, а лейтенант Уайт разминировал взлетную полосу. Иначе за жизнь Ройса никто бы и гроша не дал.

- Майор, я искуплю свой промах, - Ройс говорил твердо, спокойно, но легкое дрожание рук его выдавало. - Это трагическая случайность. Больше не повторится.

- Ройс! Случайностей в нашей работе не бывает! Слышите, вы, кабинетная крыса со знанием немецкого языка! Поручаю вам склады с боеприпасами. И если вы и их провороните, Ройс...

Ройс занялся складами. Набрал себе партизанскую группу поддержки, подобрался к оставленным немцам складам и весьма толково перерезал провода к зарядам. Перекусив последний хитро уложенный проводок, он утер пот со лба и поднял голову. Как раз вовремя, чтобы увидеть, что его партизане уже выносят из склада последние ящики с гранатами.

Как он доложил Данбейбину - численный перевес был на стороне партизан, поэтому отстоять склад он не смог.

Данбейбин не стал орать и сулить Ройсу трибунал. Ясно же: Ройс - отличный, честный служака, человек высочайшей квалификации. Просто лузер; а лузерам заниматься спецоперациями противопоказано. Но выбирать Данбейбину было, во-первых, не из чего, а во-вторых, все равно уже поздно.

- Ладно, майор, - примирительно махнул рукой он. - Все равно немцы отступают. Вы там распропагандируйте напоследок, кого успеете, чтобы они в Германии на нашу мельницу лили воду, а не на фюрерову. И дезертиры на вас, конечно. Нам люди пригодятся.

Ройс опять разводит кипучую деятельность, убеждает немцев дезертировать и гарантирует безопасный проход через территории, контролируемые греками. И кое-кто из немцев, а особенно из австрийцев, с пением "Майн либер Августин" действительно топает горными тропами к морю.

А на горных тропах их встречают широкими улыбками и винтовочными дулами добрые критские партизане.

- А ну, сука немецкая, скидавай мешок. И сапоги скидавай! Ай, славные сапоги!
- Абер... мы... нам... энглише майор Ройс гарантирт унс...
- Чего лепечешь, сволота фашистская? Пулю захотел?

Вот и весь разговор. И дезертиров становится все меньше.

Ройсу впору от таких вестей самому стреляться. Но он, от отчаяния, делает ставку на крупную рыбу: капитуляцию всего немецкого контингента.

И ведет свои переговоры до октября. А немцы жмутся: и хочется, и колется, и фюрер не велит.

И в конце концов картина, как говорится, маслом. Ройс, в английской форме (!) едет в машине адъютанта немецкого командующего (!) за отступающими из Ираклиона войсками (!) в немецкой колонне (!) в аэропорт, пытаясь на ходу уговорить генерала подписать сдачу. И доезжает так до аэропорта, размахивая заранее подготовленной бумагой. И провожает генерала в самолет, только что не под руку.

Генерал заносит ногу над трапом самолета. Оборачивается к Ройсу. Грустно улыбается. Ройс порывисто сует ему бумагу - решился?! подпишет?!

- Entschuldigung, мой дорогой друг. Абсолютно невозможно.

И с тем улетает.

А Ройс - остается.

Итак, Мюллер с Крита свалил, а вместо него остался генерал Крайпе. Человек новый, никому не известный, и натворить еще ничего не успел. Красть совершенно бессмысленно.

На Ли Фермора, когда он это услышал, было страшно смотреть.

- То есть, - орет, - я два месяца ждал высадки, потом три месяца торчал тут в горах, а теперь должен возвращаться в Каир?! Какая вам, к черту разница, как его зовут?! Да хоть святой Петр!

И отряд пошел на дело.




Ну, стало быть, теплый апрельский вечер на Крите. Все небо обсыпано крупными звездами, шелестят на ветру оливы, стрекочут цикады, а генерал Крайпе едет из Архан, где у него штаб, в Кносс на виллу. Ехать всего километров десять, генерал окно открыл, наслаждается хорошей погодой. Вдруг впереди какие-то фонари, люди в форме. Пост, стало быть.

- Остановитесь, Дитрих, - приказывает генерал.

Дитрих ворчит под нос, что, дескать, отродясь на этой развилке поста не было, однако дисциплинированно останавливается. Один из офицеров подходит к машине, отдает генералу честь, а потом все происходит как-то одновременно.

Генерал слышит глухой звук удара, шофер вываливается из машины, из придорожного рва выскакивают трое усачей, рвут пассажирские двери и с двух сторон кидаются на генерала, надевают на него наручники и притаптывают под сиденьем. И все дальнейшее генерал уже наблюдает снизу вверх. С кляпом во рту. Тут подходит второй офицер в немецкой форме.

- Гутен абенд, - говорит. - Разрешите, генерал, одолжить вашу фуражку?

Генерал смотрит на него бешеными глазами, однако офицер, ничтоже сумняшеся, подбирает фуражку, отряхивает, водружает себе на голову.

- А, простите, я забыл представиться. Капитан Патрик Ли Фермор, к вашим услугам. С вашего позволения, немного побуду вами. А тот тип на шоферском месте - капитан Стенли Мосс.

С этим Ли Фермор садится на место генерала, Мосс жмет на газ и вся компания отчаливает в сторону Ираклиона. Дорога-то одна, а в Арханы возвращаться выйдет подозрительно. И вот они едут через весь Ираклион. Проезжают 22 (прописью: двадцать два) поста, которые лихо салютуют капитану Ли Фермору и его фуражке.

А потом Мосс говорит:
- И чего теперь?

А непонятно, чего теперь. Генерал-то вот он, но на его поиски через несколько часов кинут сотни немецких солдат. Генерала надо срочно переправить на материк, но нечем - обговоренной даты у операции не было, на берегу никто не ждет. А передатчик опять сломался, ближайший - в Ретимно, а до него два дня пешком. Стало быть - сало надо перепрятать.

Мосс берет генерала и с партизанами уходит в горы, а Ли Фермор отвозит машину на дальний пляж и оставляет в ней записку следующего содержания. Дескать, джентльмены, мы украли у вас генерала и улетели с ним в Каир. Мы его не бьем и не мучаем, так что с вашей стороны будет свинством убивать за него местных, которые, кстати, вообще ни при чем. Машину оставляем, все равно в самолет не влезла. Auf baldiges Wiedersehen.

После этого Пат, Стен и их добыча еще три недели скрывались в горах, дожидаясь эвакуации. Генерал оценил обоих и свои перспективы, понял, что рыпаться бесполезно, и дал честное слово офицера, что не попытается сбежать, чем сильно облегчил похитителям задачу. Все три недели они кочевали по деревням и партизанским базам, и везде их встречали восторженным ревом и чуть ли не звоном колоколов. Когда в деревню доносились вести о том, что идут англичане, ведут генерала Крайпе, на улицы высыпали все, от столетних глухих бабок в черных платьях до голоногой детворы, столы ломились от еды, мужики доставали бутыли с ракией, и начиналась глобальная пьянка. Поутру компания уходила в горы; немцы шли за ними по пятам, но найти так и не смогли.

Потом всех троих, наконец, эвакуировали. Ли Фермор и Мосс получили по ордену, а капитан Стокбридж, отвечавший за разведку на острове, запустил слух о том, что генерал Крайпе сдался сам; а его подручные развернули кампанию, агитировавшую немцев дезертировать. В немецкой ставке наступили полный бардак и дезорганизация.

Так блестяще завершилась операция по похищению генерала Крайпе.

В одно прекрасное утро военного коменданта оккупированного городка разбудил хохот. И крики. Сквозь шум кригскомендант разобрал греческую речь и выкрики по-немецки.

"Однако", - подумал комендант. - "Греки никогда не позволяли себе шуметь рядом с немецким штабом. Niemals. Возмутительно!". Он подошел к окну и, отдернув портьеру, увидел, что двое солдат, смущенных хохотом греков, лихорадочно стирают со стены казармы какую-то немецкую надпись. И рисунок.

Увидев который, комендант заморгал и задернул штору обратно, надеясь, что этот кошмар ему снится.

- Расстрелять... - тихо, но убедительно сказал комендант. - Повесить. Разорвать пополам!

Рисунок довольно похоже изображал Фюрера в крайне малосимпатичной позе. Можно даже сказать, непристойной. Содержание же короткой, но емкой надписи, которое взбешенный кригскомендант вытряс из своих подчиненных, было еще хуже - если только это можно себе представить. Кригскомендант, в целом выдержанный и несколько даже холодный человек, налившись кровью, брызгал слюной, орал, стучал кулаком по столу и требовал немедленно - вы слышите, немедленно!! - найти мерзавца и взять живым!

В гестапо отлично знали свой контингент и понимали: на таком уровне никто из местных подпольщиков немецким языком владеть не может. Фразочка, в своем роде, несколько даже изящна. За пределами, так сказать, школьного курса. Стало быть, мерзавца нужно искать среди своих. К вечеру были арестованы трое солдат с подозрительным прошлым, один даже признался, о чем штурмбанфюрер гестапо с облегчением сообщил коменданту.

Утром надписей было штук десять. Автор (или авторы?!) явно работал спустя рукава и уже ничего не иллюстрировал, но содержание текстов по-прежнему блистало выдумкой. В тот день кригскомендант охрип, а у штурмбанфюрера появился нездоровый блеск в глазах. В казарме - десять арестов подозреваемых коммунистов и два - вероятных шпионов. Досмотр пришедшей солдатам с континента почты. Казармы переведены на особое положение. Но на следующий день надписи появились снова и немецкое командование уже было на грани паранойи. Солдаты же, если начальства не было поблизости, растерянно переглядывались, и кто-то, кажется, уже дезертировал.

А потом капитану Ли Фермору стало некогда.

Той зимой передатчик часто отказывал; приказов из штаба, соответственно, не поступало. Капитану было чертовски скучно в пещере, особенно вечерами. Он брал пастушеский плащ, и, завернувшись в него, проникал в городок, чтобы подслушать разговоры немцев. А то и оставить им на память весточку-другую.

Напомнить о фатерлянд, так сказать.

А потом, в сентябре уже, капитан Ли Фермор получил от командования посылочку: набор магнитных мин "Взорви своими руками". А с ними - приказ о подрыве танкера в бухте Суда. Ну что - взял он мины, взял проводника и пошли они пешком в бухту Суда. Там километров двадцать-тридцать по горам, не больше. Они пришли, а танкер уже ушел.

Не пропадать же минам, да? Ли Фермор учинил разведочку. И понял, что, даже не опоздай они, подобраться к бухте невозможно: патрули, колючка и электричество пропущено. Только один путь - по воде. Из городка Канеа до Суды каких-то три мили.

- Ищу добровольцев! - гаркнул Ли Фермор.
- Да мы! Мы всегда! Взрывать-то! Милое дело! Ты скажи, англичанин, куда, мы доплывем! - загомонили партизане, ребята решительные и усатые.
- Молодцы, ребята! За Грецию!
- За Грецию! Вперед!

Ну, подобрались к Канеа, спускаются на пляж. Партизане смотрят, мнутся, наконец, выдвигается один и несмело спрашивает:

- Кириа, а где лодка?
- Чего?!
- Ты сказал, плыть. Три мили. А где лодка?
- Какая лодка?! Вы хотите, чтоб вас перестреляли как сраных куриц? Пешком пойдем! Тьфу, вплавь. Ну, вы поняли.
- Нее, кириа. Мы не можем.
- Почему?!
- Мы плавать не умеем. Вот на лодке - пожалуйста.
- Вы же, мать вашу греческую за ногу, островитяне!!!
- Островитяне, да. А причем тут?

Следует непереводимая игра слов, капитан Ли Фермор начинает стягивать сапоги, потому что ясно: кроме него, дурных нема.

- Погоди, кириа, - трогает его за плечо кто-то. - Апостол... он вроде говорил, что умеет плавать.

Следует еще более непереводимая игра слов на английском и греческом, определенно недостойная джентльмена.
- Какой еще, факинг шит, апостол?
- Да Апостол Евангелу, радист.

Капитан Ли Фермор натягивает сапоги обратно и идет искать Апостола. Апостол действительно умеет плавать, и даже готов для пользы дела. Только вот, говорит Апостол, штаб пока накидал новых указявок. И выясняется - надо встречать новые грузы для подполья и вообще дел по горло; а когда у замотанного Ли Фермора все-таки доходят руки до бухты Суда, уже ноябрь. И пофиг бы, что плыть холодно, но ведь и Апостола арестовали немцы.

Так Ли Фермору и не удалось искупаться.

На Крите попалась в наши руки вот такая книжка (фото подрезала у какого-то букселлера).



Лето, надо вам сказать, сразу обрело новые краски, а критские лысые горы и бабки в черном - смысл. Потому что в этих горах шла во время Второй мировой удивительная по своей ненастоящести партизанская война, смесь плохого военного романа с хорошим шпионским. Впрочем, жертвы-то были самые настоящие. И взрывы неподдельные. И героизм подлинный.

И вот про одного-то героя этой войны я и хочу вам рассказать. О неуемном молодом красавце. Немножко хулигане, немножко авантюристе, умнице и бабнике, красавце и просто великолепном образце британца из хорошей семьи.

Мне несколько неудобно беллетризовать его подвиги, потому что это вам не семнадцатый век, это было недавно и вообще он прекрасен без всякой беллетризации. Но я думаю, он был бы не против. Сам писал.

Итак, знакомьтесь. Patrick Leigh Fermor (фото отсюда - http://patrickleighfermor.wordpress.com/photographs/). В сорок втором ему было 27 лет.



Первая история - в следующем посте и далее по тэгам gallant crew.