На своем месте

В первый класс я пошла на Дубровке. Школа мне, шестилетке с вечно сползающим с тощей косы капроновым бантом, казалась огромной и страшной. Да такой она и была - довоенной постройки, гулкая, с высоченными потолками и уходящей в бесконечность раздевалкой, с конеподобными старшеклассниками, со строгой  учительницей первой моей, которая на самом деле была славной растерянной девочкой - выпускницей педагогического техникума, с буйными и нахальными одноклассниками из рабочего района.

Очень быстро выяснилось, что я  чужая на этом празднике жизни. Во-первых, я часто болела, и, пока другие девочки красиво рассекали по физкультурному залу в шикарных балетных купальниках, я сидела на узенькой скамейке освобожденных, сплетничала с периодически менявшимися товарищами по несчастью и, кажется, помаленьку занималась антисоветчиной. 

Во-вторых, что гораздо интереснее, - я умела читать и получать бешеное удовольствие от чтения увесистых томов Верна и Дюма, а за неимением под рукой книги готова была душу продать за передовицу в "Правде", объявление на стене, упаковку стирального порошка и всего, на чем было бы несколько букв. Поэтому на уроках чтения я тихо хихикала, исчитывала букварь вдоль и поперек и деморализовывала коллектив. Девочке из техникума это скоро надоело, и меня, вместе с другим отличником, на время чтения стали отсылать в столовую - накрывать на стол для класса. 

Я и сейчас помню, какое это было счастье - вместо занудного "ма-ма-мы-ла-ра-му" оказаться на воле, в уютной теплой столовке, где пахло булочками и сосисками, и вести светские беседы с приятелем-интеллектуалом. Я ловко расставляла стаканы с компотом и чувствовала себя абсолютно на своем месте. Мама же почему-то переживала. 

Прошло надлежащее количество лет, и я, учась в магистратуре, стала работать лаборанткой на родной кафедре. Университет был (и есть)  громоздким зданием с длиннейшими коридорами и огромными ледяными поточными аудиториями.  А кафедра  - маленькая, уютная; тепло, кактусы... Делала я там все - от преподавания до мытья посуды после диссоветов, от редактирования сборников до борьбы с тараканами. И была - ну не сказать чтобы счастлива - но было мне там легко и приятно. Завкафедрой нежно меня любила и вечно повторяла, когда я изящно вносила на одной ладони увесистый поднос с чайником, чашками, сахарницей и печеньем, что вот мол, как здорово, когда человек на своем месте. Я слегка дулась. Я чувствовала, что слишком хороша, чтобы погрести себя под протоколами заседаний.

Ну и еще сколько-то там лет. Я прихожу домой со своей сложной-но-интересной, уставшая и злая, грохочу сковородкой, с воплями что-то жарю, хлопаю тарелки, помешиваю что-то в кастрюле - и среди этого бедлама на меня внезапно нисходит покой. Вот же она - родная кухня. Маленькая, теплая, рядом любимый муж-интеллектуал, пахнет свежим хлебом и жареной картошкой...

То ли это дежа вю. То ли - это и есть мое место?