Один день из жизни города W.
Jul. 13th, 2008 09:13 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
radadarВологодское время - шесть утра. На перроне висит колокол. В привокзальном открытом кафе, под столиками, вяло переругиваются рыжий кот и юная дворняга. Ругаться им неохота, но общаться мирно не позволяет фамильная гордость.
Шесть сорок. На Спасо-Прилуцким монастырь надвигается от Архангельска огромная туча, похожая на грязное ватное одеяло, от железной дороги пахнет креозотом, а еще пахнет рекою и безмолвием. У запертых ворот в гробовом молчании стоят пятеро (и шестеро, если считать мирно спящего в "Москвиче" батюшку): старушка с букетом пионов, скрюченная монахиня, мы и какой-то время от времени нетерпеливо дербанящий в парадное мужик в сандалиях.
Семь ноль-ноль. Гремят ключи, невидимый миру монах отпирает окованную дверь. Мы не на службу, мы праздношатающиеся - но мы будем тихо. Тяжкоглавые храмы увязаны галереями в одно тугое целое с кельями, в пруду с ряской отражаются розы и башни. Темно-коричневая от древности рубленая церковь охраняет покой кладбища, где старые плиты стоят вперемешку со свежетесанными крестами. Монастырь по-северному строг, но почему-то ребристые башни его раскрашены в карусельные желто-красно-белые полосы.
Девять двадцать. В деревне Семёнково открывается этнографический музей - целая деревня свезена сюда из разных мест Вологодчины. Одна церковь почти успела сгнить, пока за нее торговались, но теперь она уже сверкает новыми бревнами. Трава вся в росе. Крестьянские дома, похожие на серых китов, выхваляются коньками и резными наличниками, а внутри таят ярчайшую роспись заборок и плетенье поясов с кисточками. Курная баня вытоплена и пахнет дымом, а вон в ту избу скоро придет гончар и закрутит круг, на котором, живой и дышащий, каким-то чудом, сам собою, слепится горшок. Моя прабабка была здешняя, сообщаю я окающей тетке-смотрительнице, и мы упоенно перебираем преданья старины глубокой, потому что почти родные: прабабка была из Никольского, а эта из соседнего Покровского, разве что прабабка покинула село мало не на полсотни лет раньше.
Полдень. Дождь на трассе, до Вологды двенадцать километров - но находится добрая душа, которая везет нас, не ожидая платы, лихо обходя фуры по обочине и в очередной раз подтверждая давно взлелеянный тезис об особом складе северян.
Час пополудни. Сверкают купола Св. Софии и колокольни, похожей на иерусалимскую свечу. Внутри с барабана мягко и немного озадаченно смотрит Богоматерь, а стены сплошь расписаны святыми, кораблями, конями, воинами - Иван Васильевич не жалел на собор денег. Громадный "Страшный суд" парадоксально светел по сравнению с барочным иконостасом, уходящим куда-то в поднебесье. И опять, как монастырь и музей, собор полностью отдан нам двоим. Никого, и слышишь, разойдясь по разным углам, дыхание друг друга - или это святые на столпах вздыхают?
Потретьего. В каждом углу музеев видна одаренность их создателей - в великолепных чучелах краеведческого отдела (но пингвин-то тут при чём? - а подарили, как и того вон медведя, медведь губернаторский); в развеске народного костюма; в балках холодного зала, увешанного огромными кружевными панно (здешние кружевницы все что угодно сплетут - хоть герб, хоть трактор, хоть небылицу). Иконное собрание с печальным митрополитом Алексием, резными крестами и волоокой Богородицей четырнадцатого века. Историческое, с фонарями, возками, ларцами. А выйдешь, и наткнешься на летнюю сцену, где задником служит кремлевская стена, и на летний же резной домик с берестяным ангелом, усевшимся на крыльце как ни в чем не бывало.
Шестнадцать часов. В "Огороде", между прочим, продают за десятку вкуснейшие пирожки, и лишь немногим дороже - тушеное мясо в горшках. И хватит об этом.
Четыре тридцать. Издалека-долго течет река Вологда, и в ней отражаются храмы с колокольнями, и памятник фонарю, и одуряюще ароматные липы, и кораблики, и редкие отчаянные купальщики, и дома с резными балкончиками и с лепниной. Даже бывший свечной заводик, и тот весь в белых каменных букетах. А еще же наличники, а на верхнем посаде есть один дом, на котором нарисованы львы со старинных прялок.
Пять. На набережной Шестой Армии почти в ряд стоят: военкомат, военная часть, психушка, ночлежка с богатой историей, и общежитие курсов работников культуры, занявшее изящнейшую барочную церковь. Это соседство навевает мысль о чьей-то истории жизни, которая могла разворачиваться по течению - или против него.
Без десяти семь. На задворках, среди крапивы, разрушенных бетонных сооружений и каких-то наваленных досок найти остатки Горнего монастыря. Потом пробраться разбитыми глинистыми улицами, останавливаясь перед дивными деревянными домами, и выйти к церкви Ильи Пророка, одноглавой и приземистой. А рядом вдруг откроется храм Варлаама Хутынского с вазонами на крыше, фантазийной колокольней, хрупкой колоннадой и общей нездешностию облика.
Семт тридцать. У собора оказался парк - с качелями, детской железной дорогой, ажурным мостиком над прудом, и слышен смех какой-то гражданки в лодочке, и можно пострелять в тире из хорошей, удобно пристрелянной пневматики, только слепой не выбьет девять из десяти.
Восемь. Прощально звонят часы на колокольне; это значит, что пора на вокзал, ждать поезда и пить чай с калитками, которые почему-то называются здесь рогульками. Ту-ту.
Шесть сорок. На Спасо-Прилуцким монастырь надвигается от Архангельска огромная туча, похожая на грязное ватное одеяло, от железной дороги пахнет креозотом, а еще пахнет рекою и безмолвием. У запертых ворот в гробовом молчании стоят пятеро (и шестеро, если считать мирно спящего в "Москвиче" батюшку): старушка с букетом пионов, скрюченная монахиня, мы и какой-то время от времени нетерпеливо дербанящий в парадное мужик в сандалиях.
Семь ноль-ноль. Гремят ключи, невидимый миру монах отпирает окованную дверь. Мы не на службу, мы праздношатающиеся - но мы будем тихо. Тяжкоглавые храмы увязаны галереями в одно тугое целое с кельями, в пруду с ряской отражаются розы и башни. Темно-коричневая от древности рубленая церковь охраняет покой кладбища, где старые плиты стоят вперемешку со свежетесанными крестами. Монастырь по-северному строг, но почему-то ребристые башни его раскрашены в карусельные желто-красно-белые полосы.
Девять двадцать. В деревне Семёнково открывается этнографический музей - целая деревня свезена сюда из разных мест Вологодчины. Одна церковь почти успела сгнить, пока за нее торговались, но теперь она уже сверкает новыми бревнами. Трава вся в росе. Крестьянские дома, похожие на серых китов, выхваляются коньками и резными наличниками, а внутри таят ярчайшую роспись заборок и плетенье поясов с кисточками. Курная баня вытоплена и пахнет дымом, а вон в ту избу скоро придет гончар и закрутит круг, на котором, живой и дышащий, каким-то чудом, сам собою, слепится горшок. Моя прабабка была здешняя, сообщаю я окающей тетке-смотрительнице, и мы упоенно перебираем преданья старины глубокой, потому что почти родные: прабабка была из Никольского, а эта из соседнего Покровского, разве что прабабка покинула село мало не на полсотни лет раньше.
Полдень. Дождь на трассе, до Вологды двенадцать километров - но находится добрая душа, которая везет нас, не ожидая платы, лихо обходя фуры по обочине и в очередной раз подтверждая давно взлелеянный тезис об особом складе северян.
Час пополудни. Сверкают купола Св. Софии и колокольни, похожей на иерусалимскую свечу. Внутри с барабана мягко и немного озадаченно смотрит Богоматерь, а стены сплошь расписаны святыми, кораблями, конями, воинами - Иван Васильевич не жалел на собор денег. Громадный "Страшный суд" парадоксально светел по сравнению с барочным иконостасом, уходящим куда-то в поднебесье. И опять, как монастырь и музей, собор полностью отдан нам двоим. Никого, и слышишь, разойдясь по разным углам, дыхание друг друга - или это святые на столпах вздыхают?
Потретьего. В каждом углу музеев видна одаренность их создателей - в великолепных чучелах краеведческого отдела (но пингвин-то тут при чём? - а подарили, как и того вон медведя, медведь губернаторский); в развеске народного костюма; в балках холодного зала, увешанного огромными кружевными панно (здешние кружевницы все что угодно сплетут - хоть герб, хоть трактор, хоть небылицу). Иконное собрание с печальным митрополитом Алексием, резными крестами и волоокой Богородицей четырнадцатого века. Историческое, с фонарями, возками, ларцами. А выйдешь, и наткнешься на летнюю сцену, где задником служит кремлевская стена, и на летний же резной домик с берестяным ангелом, усевшимся на крыльце как ни в чем не бывало.
Шестнадцать часов. В "Огороде", между прочим, продают за десятку вкуснейшие пирожки, и лишь немногим дороже - тушеное мясо в горшках. И хватит об этом.
Четыре тридцать. Издалека-долго течет река Вологда, и в ней отражаются храмы с колокольнями, и памятник фонарю, и одуряюще ароматные липы, и кораблики, и редкие отчаянные купальщики, и дома с резными балкончиками и с лепниной. Даже бывший свечной заводик, и тот весь в белых каменных букетах. А еще же наличники, а на верхнем посаде есть один дом, на котором нарисованы львы со старинных прялок.
Пять. На набережной Шестой Армии почти в ряд стоят: военкомат, военная часть, психушка, ночлежка с богатой историей, и общежитие курсов работников культуры, занявшее изящнейшую барочную церковь. Это соседство навевает мысль о чьей-то истории жизни, которая могла разворачиваться по течению - или против него.
Без десяти семь. На задворках, среди крапивы, разрушенных бетонных сооружений и каких-то наваленных досок найти остатки Горнего монастыря. Потом пробраться разбитыми глинистыми улицами, останавливаясь перед дивными деревянными домами, и выйти к церкви Ильи Пророка, одноглавой и приземистой. А рядом вдруг откроется храм Варлаама Хутынского с вазонами на крыше, фантазийной колокольней, хрупкой колоннадой и общей нездешностию облика.
Семт тридцать. У собора оказался парк - с качелями, детской железной дорогой, ажурным мостиком над прудом, и слышен смех какой-то гражданки в лодочке, и можно пострелять в тире из хорошей, удобно пристрелянной пневматики, только слепой не выбьет девять из десяти.
Восемь. Прощально звонят часы на колокольне; это значит, что пора на вокзал, ждать поезда и пить чай с калитками, которые почему-то называются здесь рогульками. Ту-ту.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2008-07-13 08:23 pm (UTC)спасибо!
no subject
Date: 2008-07-14 07:04 am (UTC)А прочитав строчку про стрекоз в предыдущем посте целый вечер ходила под впечатлением... лето...
no subject
Date: 2008-07-14 03:56 pm (UTC)История и войны
Date: 2008-07-27 06:30 am (UTC)